В деревне Засосье Ленинградской области есть памятник женам репрессированных. 80 лет назад ими стали все ее жительницы.
Засосьем это место называется, потому что – за соснами. Обычная старинная деревня с обычной же на первый взгляд судьбой – сейчас практически пустая, а в начале прошлого века большая и крепкая. Тут были школа, пекарня, аптека, дома на каменных фундаментах и четыре сотни жителей. Вокруг лес и луга, рядом дорога, близко до Петербурга, еще ближе – до Нарвы. Многие петербургские мостовые сложены руками мужчин из окрестных деревень. Строительство дорог было здешним промыслом, и мужское население традиционно уходило в город на заработки. Своя мостовая была и в Засосье – большая редкость даже для зажиточной деревни. Есть фотография жителей, сделанная в 1947 году: суровые старухи в низко повязанных платках, усталые серьезные женщины средних лет, улыбчивые девушки, дети – в основном подростки в ученической форме. Рядовой групповой снимок, каких много в старых архивах. Странность в том, что на нем нет ни одного мужского лица – ни старого, ни молодого.
На тот момент мужчин в Засосье не было уже десять лет. В конце 1937 года, когда маховик Большого террора раскрутился в полную мощь, всех местных мужиков, кто был на тот момент совершеннолетним и трудоспособным, арестовали по анонимному доносу. 30 человек были осуждены по 58-й статье как английские шпионы и либо расстреляны – как 63-летний Яков Судаков, либо брошены в котел ГУЛАГа – как сын Якова Николай и многие другие.
«Тут случилась трагедия»
Спустя почти 80 лет в Засосье появился памятник: невысокая женщина в крестьянском платке смотрит на дорогу. На руках у нее маленький мальчик, за спиной прячется еще один, постарше. Это «Нюра» – жена репрессированного. Памятник стоит во дворе дома, где когда-то располагалось правление колхоза, председательствовала в котором местная жительница Анна Галактионова.
Анне Николаевне было 36 лет, когда забрали ее мужа Григория.
С ней остались сыновья – 11-летний Анатолий и 7-летний Леонид. Памятник в Засосье появился силами ее правнучек Наталии и Анны-Ксении. Пять лет назад Наталия Виллен-Рется перебралась из Петербурга в родовую деревню. В Засосье к тому моменту осталось всего несколько домов и один постоянный житель. У Наталии с мужем была конкретная цель: сделать так, чтобы жизнь в этом месте не прервалась. Обживаясь, они стали собирать старинные деревенские вещи. За вещами стали всплывать истории.
– Мы общались с людьми из соседних деревень, и в разговорах появилась тема репрессий, – вспоминает Наталия Виллен-Рется. – Стало понятно, что тут случилась большая трагедия. Мы решили открыть в Засосье Дом памяти. А когда нам стали приходить письма со всей страны – не только от тех, чьи репрессированные предки были из этих мест, – мы поняли, что проект пошел дальше. Так появилась «Нюра» – памятник жене «врага народа».
Хотя считается, что прототипом «Нюры» стала Анна Галактионова, многие семьи из местных деревень узнают в ней «своих». После установки у подножия памятника стали появляться живые цветы – кто-то снова и снова оставлял их у ног «Нюры».
– Мы долго не понимали, кто это делает, и потом выяснили, что сюда регулярно приезжает одна семья, – рассказывает Наталия. – Их прабабушка так же осталась с двумя детьми после ареста мужа в 1937-м. И «Нюра» на нее очень похожа. Анна Николаевна Галактионова все-таки была другой. Петербургский скульптор Александр Спиридонов увидел фотографию Анны Галактионовой, только когда памятник был уже готов, но прежде видел множество других снимков жен «врагов народа»:
– Мне их присылали со всей страны, приносил брат – он историк, специалист по советскому периоду. Задача была не портретная. Тема памятника – женский подвиг: готовность защитить, сохранить, сберечь, несмотря ни на что.
«Вечное ожидание стука в дверь»
Анна Галактионова дождалась мужа. В 1944-м в Засосье вернулся Тимофей Ребров, один из немногих засосенцев, кто сидел не за мнимый шпионаж – его осудили за религиозные убеждения. После него семьи дождались Николая Судакова и Григория Галактионова, который провел 10 лет в лагерях Воркуты. Из 30 мужчин вернулись только они. «В какой-то степени повезло...» – напишет потом Леонид, младший сын Григория.
– Это так, – говорит Наталия Виллен-Рется. – Второй мой прадед не вернулся. Он был военным, его взяли в 1937 году в Ленинграде. Забрали сразу и прадеда, и его брата с женой, тетей Катей. Дома остался их сын Миша, и его увезли в детдом. Тетя Катя, отсидевшая 10 лет, сына так и не нашла. Его разыскала в наше время моя бабушка. Когда Григорий Галактионов вернулся в Засосье, его дети уже выросли: Леонид готовился поступать в летное училище (у него, сына «врага народа», ничего, конечно, не выйдет, и он станет военным врачом), старший Анатолий окончил ремесленное и работал в Ленинграде. Через год Григорий стал дедом.
– Мне рассказывали, что, когда дедушка вернулся, он был очень подавлен, – говорит Елена Анатольевна Самусева. – И единственным, что делало его мягче, было общение с маленькой внучкой. О том, как жили в Засосье после 1937 года, известно много и вместе с тем мало. Много – о военных и послевоенных годах, крупицы – о личном. Леонид Григорьевич Галактионов впоследствии написал книгу, в которой вспоминал, как в том же году, когда был арестован отец, его мать назначили дояркой-животноводом в колхоз. Скот там еле выживал, и это означало «вечное ожидание стука в дверь и рокота мотора «черного ворона». В 1940 году он, третьеклассник, стал учиться в соседней деревне: «В те годы для взрослых существовали жестокие законы: за опоздание на 15 минут судили и отправляли в лагеря. Школьников никто не наказывал, но общая атмосфера определяла и общее самосознание». А вот – о конце войны, когда мать становится председателем колхоза – да, жена «врага народа», но других в деревне не было: «Страшнее того, что можно было придумать и представить. Разруха, голод, мужчин нет. А тут одни угрозы и требования. И так в течение двадцати лет...».
Одно из немногих воспоминаний Леонида Галактионова о детстве сыновей и дочерей репрессированных – страшная детская игра: в Засосье тогда играли не в рыцарей и не в войну, а в тюрьму.
– Леонид Григорьевич вспоминал, что игры были такие: вот приходят люди и кого-то арестовывают, а потом передачи носят, – рассказывает Наталия Виллен-Рется. Она сама о прошлом семьи узнала, лишь став взрослой, хотя в детстве много времени провела в доме прадеда и прабабушки.
Григорий Григорьевич умер в 1981 году, Анна Николаевна – в 1982-м. По словам архивиста Татьяны Моргачевой, сотрудника петербургского «Мемориала», это очень распространенная история – как и ситуация, когда уже в наши дни потомки не решаются запрашивать архивы репрессированных родственников:
– Это отголоски старого страха и пережитой травмы. Репрессированные молчали, и, пока они были живы, их дети молчали тоже. «Невиновные» «Нюра» – лишь часть проекта «Невиновные», созданного Наталией Виллен-Рется и ее сестрой. В следующем году появится еще один – памятник Григорию, который выжил.
Мужское население деревни Засосье было реабилитировано в конце 50-х годов – большинство посмертно, лишь некоторые при жизни. Одним из первых в 1956-м справку получил Григорий Галактионов, первым его имя было вписано и в Книгу Памяти жертв политических репрессий, которая хранится в Засосье. Любой, у кого в семье были репрессированные, может внести туда имя своего родственника. В последующие годы Григорий Григорьевич работал ремонтником в дорожном отделе, Анна Николаевна руководила местным колхозом, а потом и совхозом, сколько могла – тяжелые годы сделали ее инвалидом.
В Засосье в конце концов узнали, кто был автором доноса в 1937 году, да только что с того? Знание это никого не вернуло. В семье Галактионовых рассказывают, что уже после возвращения Григория к нему однажды пришел человек, признавшийся, что именно он оговорил местных жителей. Он плакал и просил прощения, и Григорий Григорьевич его простил.
– Прадед сказал, что время было такое и зла он не держит, – рассказывает Наталия Виллен-Рется. – Такой он был человек. Их с прабабушкой все любили. Это были простые достойные люди. И я испытываю странные чувства, которые мне самой трудно понять. С одной стороны – обиду, что с ними такое случилось, с другой – уважение, что они сумели перенести все это достойно. И наш проект «Невиновные» – это дань уважения и памяти. Мы делали его для себя, для наших соседей, чьих дедов забрали в годы Большого террора. А оказалось – для многих.
* * * Материал вышел в издании «Собеседник» №37-2017 под заголовком «Памятник «Нюре» на крови».